PhilosofFine

Определив сущее как являющееся, а бытие как явление, Соловьев интерпретирует таким образом связь Бога и мира как связь сущности и явления. Между трансцендентной основой мира и самим миром устанавливается отношение необходимости, которая постигается рациональным путем - с помощью так называемой органической логики. Такая интерпретация носит спинозистски-гегелевский, пантеистический характер: между сущим как сущностью и миром как явлением устраняется та непереходимая грань, которую христианское богословие полагает между Творцом и творением. Тут, однако, спиритуалистический реализм Соловьева вступает в известное противоречие с его рационалистическим методом: ведь если сущее - это трансцендентное духовное существо, то мы можем узнать о нем что-либо только из общения с ним, в котором оно открывает нам себя, т. е. из откровения. Чисто рациональному познанию оно недоступно. Соловьев убежден, что непостижимое для разума сущее может быть предметом мистического созерцания, т. е. особым образом понятой интуиции, которую философ отождествляет также с состоянием вдохновения. Вслед за Шеллингом и романтиками философ сближает интуицию с продуктивной способностью воображения (выступая здесь против Канта) и соответственно философию - с художественным творчеством, с вдохновением, но при этом трактует творческий акт по аналогии со своего рода трансом, состоянием пассивно-медиумическим, которое, как считают многие мистики и духовидцы, открывает возможность прорыва в трансцендентный мир духов, недоступный ни разуму, ни эмпирическому опыту.

Сближая вдохновение с интеллектуальной интуицией, которой открываются вечные истины, или идеи, Соловьев считает экстатически-вдохновенное состояние началом философского познания, оказывающегося, таким образом, родственным не только искусству, но и мистическому духовидению. "Действие на нас идеальных существ, производящее в нас умосозерцательное познание (и творчество) их идеальных форм или идей, называется вдохновением. Это действие выводит нас из обыкновенного нашего натурального центра, поднимает нас на высшую сферу, производя, таким образом, экстаз. Итак . непосредственно определяющее начало истинно философского познания есть вдохновение". Признавая возможность непосредственного воздействия трансцендентных существ на человека, отождествляя это воздействие с интеллектуальным созерцанием идей, Соловьев тем самым снимает границу между рациональным мышлением и мистическим (а нередко и оккультным) опытом; а устранение различия между мистически истолкованной интуицией и продуктивной способностью воображения порождает смешение художественной фантазии с религиозным откровением, создает возможность оккультно-магического понимания искусства, столь характерного не только для Соловьева, но и для испытавших его влияние символистов - А. Блока, А. Белого, Вяч. Иванова и др.

Именно таким образом мыслит Соловьев осуществление синтеза философии, религии и искусства. Здесь сказалась его глубоко поэтическая натура; не случайно в поэзии Соловьева некоторые исследователи ищут ключ к его философским произведениям, что все-таки не вполне оправдано. Нет сомнения, что поэтическая восприимчивость и поэтическая же переменчивость оставила свою печать на философском творчестве Соловьева; поэтому не будет несправедливым охарактеризовать общий дух его философии как поэтический. Нельзя не отметить, однако, что избранный Соловьевым путь создания "цельного знания" таит в себе опасность "неразличения д