PhilosofFine

Как уже отмечалось, евразийцы, резко критикуя западничество, не соглашаются и с панславистской трактовкой истории России, которая, по их мнению, страдает существенным недостатком - механическим смешением этнических групп, считающихся славянскими. "Надо осознать факт: мы не славяне и не туранцы (хотя в ряду наших биологических пред-ков есть и те и другие), а русские . Мы должны констатировать особый этнический тип, на периферии сближающийся как с азиатским, так и с европейским и, в частности, конечно, более всего славянским, но отличающийся от них резче, чем отличаются друг от друга отдельные, "соседние" в нашем ряду его представители". Детальное описание Интернет-журнал для мужчин: ruscongrmech2015.ru у нас.

Евразийцы называют свою историософскую концепцию "взглядом с Востока". В соответствии с такой позицией Киевская Русь могла быть названа государственным объединением весьма условно и приблизительно. Киевская Русь, утверждает Трубецкой, будучи отрезанной от морских бассейнов широкими степными просторами, где полными хозяевами были кочевники, не могла ни расширять свою территорию, ни укреплять свою государственную мощь, ни даже в достаточной мере контролировать торговлю на знаменитом пути "из варяг в греки", так как он все время находился под угрозой половцев, печенегов и других кочевников в нижнем течении Днепра. В результате "Киевской Руси оставалось только разлагаться и дробиться на мелкие княжества, постоянно друг с другом воюющие и лишенные всякого более высокого представления о государственности".

Трубецкой уверен, что в Евразии, самой природой предназначенной для единства географического, этнологического, экономического, выкристаллизовалась государственная система под руководством Чингисхана, а после падения его империи "русское государство инстинктивно стремилось и стремится воссоздать это нарушенное единство и поэтому является наследником, преемником, продолжателем исторического дела Чингисхана". Еще дальше в глубь истории идет Вернадский, предлагающий искать начальные элементы евразийской государственности в державах скифов, сарматов, готтов и гуннов.

Однако и Трубецкой, и Вернадский согласны в том, что материк Евразия самой природой предназначен для единого государства, для единого этноса, отличного как от европейского, так и от азиатского. Это отличие проявляется прежде всего в евразийской культуре - самобытном образовании, не принадлежащем ни к европейской, ни к азиатским культурам. Что же касается непосредственного предшественника российской государственности, то здесь эти авторы едины: им была Великая Монгольская империя, созданная Чингисханом и, в частности, ее Джучиев улус, а не Киевская Русь. Тезис, согласно которому Российское государство является прямым наследником империи Чингисхана, произвел шокирующий эффект, равно как и утверждения П. Н. Савицкого, что "без "татарщины" не было бы России" и что "велико счастье Руси, что в момент, когда в силу внутреннего разложения она должна была пасть, она досталась татарам, и никому другому".

Одной из важнейших черт государственности, присущих империи Чингисхана, которая в значительной степени была воспринята Российским государством, является строгая иерархическая система власти во главе с верховным руководителем, наделенным неограниченными правами. Эта жесткая иерархичность власти, построенной по принципу воинских подразделений Монгольской империи, воспринималась как осуществляемая воля божества. Повиновение воспринималось не как подчинение своему непосредственному начальнику, а как подчинение божественной воле. Естественно, что подобному императиву должен отвечать определенный психологический тип личности. Люди этого типа ставят свою честь и достоинство выше своей безопасности и материального благополучия, они не боятся потери материальных благ и даже самой жизни, а боятся лишь совершить поступок, который может обесчестить их или умалить их достоинство. Но есть и иной тип личности - - люди с рабской психологией, для которых материальное благополучие и безопасность выше личного достоинства и чести. Такие люди подчиняюгся своим властителям не в силу высоких моральных качеств, а из-за страха потерять свою жизнь или свое имущество.