PhilosofFine

При этом философ распространял влияние экономики на все общественные отношения (социальные, политические, религиозные и т. д.) и считал, что все "вопросы этого порядка разрешаются только по их зависимости от экономических оснований".

Он писал: " .наука общественного устройства все больше и больше приходит к необходимости принять за свое средоточие экономические отношения общества. Таким образом, основная задача переходит из неопределенности слишком широкой постановки в пределы, яснее очерченные. Мы сводим постановку основной задачи на экономические отношения общества".

Новое в жизни, писал Огарев, может победить только в том случае, если на его стороне материальная сила, если большинство народа желает осуществления нового. Почему не мог осуществиться заговор Бабефа? Потому, что французская жизнь не имела материальной почвы для социалистического переворота, отвечал он. "Не будь Бабеф с товарищами - идеалисты, они, прежде чем верить в успех дела .поискали бы в общественной жизни Франции оснований, которых последствия могли бы совпадать с их социализмом".

Как и Герцен, Огарев был убежден, что в России социалистические идеи имеют более прочную почву, чем в Западной Европе. Этой почвой, по его мнению, является крестьянская община, которая основана на общественной собственности на землю и имеет глубокие традиции общинного самоуправления. Ему представлялось, что русские крестьяне, не знающие частного землевладения, стихийно влекутся к социализму, как наиболее справедливому общественному устройству. Городской же пролетариат не имеет никакой собственности, т. е. не имеет материальной основы для переустройства общества на социалистических принципах. В 1866 г. он писал: "Я боюсь встретить в наших социалистах выставление вперед исключительно городского образованного пролетариата и приведение его в центр всех социальных стремлений, в особого рода сословие, при чем можно только достигнуть до ассоциации, не имеющей вещественной опоры, и до невозможной борьбы со всеми направлениями других сильно поставленных городских сословий. И это в то время, когда в России существует историческое основание сельского строя, стоящего на общинном владении почвы, - строя, к которому должен примыкать образованный городской пролетариат, образованное меньшинство".

В 50-е гг., приступив к пропаганде освобождения крестьян, Огарев еще не представлял себе ясно значения политических перемен. Ему казалось, что все дело заключается только в перемене экономических отношений - освобождении крестьян и передаче им земли при сохранении общинного землевладения и самоуправления. В 1857 г. он писал: " .перемена лежит в экономических данных государства, какое бы правительство ни было . Дело не в перемене правительства, а в перемене, которая улучшила бы положение людей". Но постепенно Огарев начинает осознавать всю сложность социальных преобразований. Ведь еще в 1847 г. он увидел, что "наша община есть равенство рабства. Мир (мирское управление) . есть выражение зависти всех против одного, общины против лица". Он видит, что коллективная собственность сама по себе не делает человека свободным в общине, поэтому задача в том, чтобы "сохранить при высочайшем развитии общественности полную свободу индивидуальную". "Сочетать эгоизм с самопожертвованием, вот в чем дело; вот к чему должно стремиться общественное устройство".

Но каковы должны быть конкретные условия, гарантирующие личную свободу в том случае, когда общественные интересы должны пользоваться приоритетом, Огарев ясно себе не представляет. Он подчеркивает, что без свободного развития личности невозможен никакой прогресс человечества, поэтому общинное устройство должно быть обусловлено такими нормами, которые гарантировали бы свободу личности от подавления ее в общине. Если "погубить свободу, т. е. личность, в общине, т. е. коллективности (пожалуй, назовем: социализме)", считает философ, то общество опять придет "к повторению старых устройств", т. е. к деспотизму.

Если сформулировать самые характерные черты социальных воззрений Огарева, то можно выделить две главные. Во-первых, это убежденность в том, что именно исторические потребности народных масс ведут к изменению форм социальной действительности. Образованные слои общества в лице научной элиты лишь изучают, осмысливают их. И, во-вторых, вера в то, что никакое движение вперед, никакой исторический прогресс невозможен без свободы личности. Основная роль науки должна заключаться в разработке таких форм социальной жизни, при которых коллектив не мог бы подавлять личность, лишать ее свободы творчества.