PhilosofFine

Основные вехи жизненного пути Вячеслава Ивановича Иванова (1866-1949) даже казалось бы, за совершенно внешними событиями обнаруживают и его движение к самостоятельному мировоззрению, и его стремление воплотить свои идеи в жизнь. Он был воспитан в традициях православия, но в юности не избежал общего поветрия: в 1881 г. начался его "атеистический кризис", длившийся несколько лет. Его редкие способности к гуманитарным наукам, которые проявились в годы учебы на филологическом факультете Московского университета, а после отъезда в Германию - на занятиях в семинаре Т. Моммзена, автора знаменитой "Истории Рима", заставляли видеть в его лице восходящую звезду научного мира. Иванов много ездит по Европе, изучает памятники культуры, все более превращаясь в гуманитария-энциклопедиста. Стихи он писал еще с гимназических лет, но показывал только самым близким, писал для себя.

К 1889 г. он успел пережить разочарование в материализме, повернувшись в сторону А. С. Хомякова и В. С. Соловьева, в 1890 г. испытывает бурное увлечение Ницше, навсегда впитав из знаменитой работы философа "Происхождение трагедии из духа музыки" противоположные друг другу образы Диониса (бога исступления, где личность, кружимая стихией "духа музыки", теряет себя во вселенском "хоре", по Иванову, в соборном начале) и Аполлона (бога солнечной ясности, пластики). Его вхождению в литературу способствовало личное знакомство с Соловьевым, который не только одобрил поэтическое творчество Иванова, но и собирался написать предисловие для его первой книги (этому помешала скоропостижная кончина философа летом 1900 г.).

Свои идеи о соборном творчестве Иванов пытался воплотить в собраниях на своей квартире в Петербурге, знаменитой "башне", куда стекались литераторы, художники, музыканты, актеры, философы.

Революционные события 1917 г. Иванов встречает с надеждой, однако его быстро разочаровывает их "нерелигиозность". Некоторое время он ведет занятия в различных учебных заведениях, студиях и самодеятельных кружках, пытается поддерживать русскую культуру, без которой он не видит будущего для России. Эта "культуростроительная" позиция Иванова отразилась в знаменитой книге "Переписка из двух углов" (1921) - его полемике в письмах с соавтором, известным исследователем русской литературы М. О. Гершензоном о роли культуры в жизни человека и человечества.

В 1920 г. Иванов уезжает в Баку, преподает в университете, защищает докторскую диссертацию, а в 1924 г., добившись командировки в Италию, покидает Россию, чтобы поселиться в Риме. Жизнь в "вечном городе" соединила в себе память об античности, возвращение к раннему, еще не разделившемуся на отдельные ветви христианству и стремление отчетливей увидеть за Россией погибающей и перерождающейся - Россию вечную. Об этом говорит его неоконченная "Повесть о Светомире-царевиче", которая писалась в стиле древнерусских повестей и летописей, над которой он работал до последнего часа. В 1926 г. Иванов, не отрекаясь от православия, принимает католицизм, надеясь этим шагом способствовать сближению двух ветвей христианства. В Риме он пережил военное время и, в 1944 г., - неожиданный наплыв поэтического вдохновения.

В историю русской культуры Иванов вошел и как автор стихотворных сборников, и как переводчик, и как ученый-эллинист, и как мыслитель и теоретик символизма. Основные его произведения собраны в книгах "По звездам" (1909), "Борозды и межи" (1916), "Родное и вселенское" (1917), которые дополняют несколько более поздних работ и среди которых выделяется статья "Символизм" (1936), написанная на итальянском языке для энциклопедического словаря Трекани.

Внешне Иванов может показаться эклектиком: что-то от Ницше, что-то от Соловьева, что-то от Достоевского, Гёте, Экхарта и т. д. Однако в его работах за постоянным мельканием "дионисийства", "соборности" и прочих заемных терминов, чувствуется некий "внутренний стержень".

Вот известное его определение символа: "Символ только тогда истинный символ, когда он неисчерпаем и беспределен в своем значении, когда он изрекает на своем сокровенном (иератическом и магическом) языке намека и внушения нечто неизглаголемое, неадекватное внешнему слову. Он многолик, многосмыслен и всегда темен в последней глубине. Он - органическое образование, как кристалл. Он даже некая монада и тем отличается от сложного и разложимого состава аллегории, притчи или сравнения. Аллегория - учение; символ - ознаменование. Аллегория-иносказание; символ - указание. Аллегория логически ограничена и внутренне неподвижна: символ имеет душу и внутреннее развитие, он живет и перерождается".

Смысл статей Иванова - как подлинный символ - "многолик" и "всегда темен в последней глубине". Они не "излагаются", но "выпеваются", в них шевелится, пробуждаясь к жизни, тот самый "дух музыки", который не всегда посещал Иванова в поэзии. Оттого важна не столько используемая им терминология, сколько "столкновение" понятий. У Иванова понятия (или даже образы-понятия) не выводятся одно из другого, но переплетаются, подобно темам музыкального произведения. Столь часто встречающиеся в его статьях термины "Дионис", "дионисийский", "реальное" и "реальнейшее", "восхождение"-и "нисхождение" находятся не в порядке субординации, но сосуществуют и как бы находятся в едином "созвучии".