PhilosofFine

Учения панлогистические, исходящие из сказуемого, характеризуются непризнанием ипостасности. К такого рода учениям Булгаков мог бы отнести прежде всего Платона, но, будучи христианским платоником, он максимально смягчает оценку, говоря о том, что платонизм, будучи беспомощным и наивным в отношении личности, все же не имеет воинствующего антиипостасного характера и поэтому может быть включен в христианское богословие "в качестве учения о Софии и софийности мира". "Германский Платон", Гегель, напротив, представляет собой классического представителя панлогизма. Субстанцией в его философии является безыпостасная самопорождающая мысль, понятие, которое Гегель декларативно наделяет личностью, превращая свою систему, таким образом, в моноипостасную, абсолютизируя вторую ипостась, идею, Логос. Булгаков подчеркивает отсутствие трагизма в гегелевской философии: "Невинными и вовсе не страшными противоречиями она развивается от исходных антиномий, непреодолимых разумом, и хочет все объяснить и все дедуцировать, сведя триединство субстанции: ипостась, слово-идею и реальность-бытие к простому рациональному единству".

В качестве примеров "философии связки" Булгаков рассматривает системы субстанциального монизма, наиболее последовательной из которых является система Спинозы, реализовавшего в новоевропейской философии идеал всеединства. Продолжателями его дела, введшими в систему Спинозы Бога-Творца, оказываются Лейбниц и Шеллинг.

В центре "Философии имени" - проблема рождения слова-имени и его отношения к его носителю. "Слово рождается из бытия или бытие рождается словом, Платон или Гегель? Иной альтернативы здесь быть не может", - задает парадигму своего исследования философ. Работа оказывается своеобразным возвращением к средневековому спору номинализма и реализма, явлению весьма чуждому русской мысли до начала XX в. В споре реализма и номинализма Булгаков оказывается крайним реалистом. Он постоянно подчеркивает не только идеальную, но и онтологическую природу слова, его сращенность со структурой бытия, говорит о соответствии грамматики (а вернее было бы сказать, синтаксиса) предложения онтологии. "Слова рождаются в недрах человеческого сознания как голоса самих вещей, о себе возвещающие, отнюдь не "субъективные" (хотя и могут быть субъективно окрашены), но общезначимые, которые поэтому и могут быть сообщаемы". Слово и идея рождаются из того, что есть бытие до слова. "Поистине в каждом самом элементарном акте познания - именования мы присутствуем при великой и священной тайне творения человека по образу триипостасности: из недр рождается слово, и это слово опознается не как придуманное, извне привнесенное, но рожденное самой вещью, ее выражающее . В познании, от элементарного до сложнейшего, содержится тройственный акт: глухого голоса бытия, звучания слова и соединения в акте познания этого толчка и этого слова - в именовании". Примечательно, что практически в то же время аналогичные идеи развивал Флоренский, готовивший свой труд "У водоразделов мысли", где центральное место занимала имяславческая проблематика, а также разрабатывавший учение об имени - ономатологию - в книге "Имена". Булгаков много заимствует из ранних статей Флоренского, таких, как "Общечеловеческие корни идеализма". Сродны и их идеи о мощи или силе слов, магизме слова, впрочем, неумолимо следующие из признания вещной, а не знаковой природы слова.