PhilosofFine

Чувственные иллюзии, как и вообще все случаи ошибочного, ложного познания, Лосский пытается объяснить за счет уточнения структуры акта познания. Как мы помним, в этом акте осуществляется выделение и конкретизация отдельного бытийного элемента, данного нам в сознании. В процессе такой конкретизации, утверждает Лосский, мы можем ошибочно присоединить к рассматриваемому объекту уже опознанные и выделенные ранее (в прошлом) свойства совсем другого объекта. "Согласно интуитивизму и реализму, представляемые элементы иллюзии суть не субъективно-психические переживания, а транссубъективные данные прошлого опыта, оторванные от своего места и времени и спаянные субъектом с данными настоящего времени и места. Таким образом, иллюзия есть субъективное сочетание транссубъективных элементов опыта. В ней субъективен синтез, произведенный субъектом, но синтезируемое транссубъективно". Это объяснение выглядит достаточно естественным, однако оно подрывает основания всей концепции Лосского. Ведь если наше сознание на несколько мгновений может принять висящее на стене пальто за человека, то нет никаких оснований отрицать возможность более долговременных иллюзий, которые обманывают нас на протяжении всей жизни. Достаточно хотя бы в принципе предположить, что комбинации транссубъективных впечатлений могут не соответствовать объекту в его реальном бытии, как тут же возникает необходимость различать "объект" (наличный в предсознании и сознании как таковом) и его познавательный "образ" (наличный в индивидуальном сознании), и тогда все проблемы традиционной гносеологии возрождаются с новой силой, разрушая интуитивизм. Здесь оказывается необходимым ввести какой-то критерий различения иллюзорных "образов" и подлинного присутствия "объекта" в сознании. Однако Лосский не предлагает никакого эффективного критерия для такого различения, считая наличность объекта "очевидной". Однако если "очевидность" способна вызвать споры, она перестает отвечать своему имени.

Трудности, возникающие на этом направлении, многократно усиливаются, если мы учтем, что помимо чисто чувственных элементов в структуре самого чувственного восприятия Лосский признает наличие нечувственных элементов, которые в то же время не являются идеальными, то есть не относятся к сфере интеллектуальной интуиции. Чтобы понять, что это за элементы, рассмотрим пример, который приводит сам Лосский. Когда оркестр начинает, играть симфонию Бетховена и раздается звон литавр, у разных слушателей могут возникнуть совершенно разные "впечатления": один воспримет только громкий звук, вызывающий болезненные ощущения, другой ощутит то ликование и подъем духа, которые хотел выразить этими звуками композитор, третий представит, наряду с чисто чувственными и эстетическими восприятиями, те колебания атомов воздуха, которые, согласно современным физическим представлениям, составляют сущность звукового процесса. Лосскому, в полном согласии с основами его теории, приходится признать, что все три слушателя в равной степени "выбирают" в бытии сознаваемого ими объекта (процесса звучания музыки) реально присущие этому объекту элементы; таким образом, приходится сделать вывод, что в объекте реально сосуществуют и чисто чувственные восприятия, и эстетические переживания, и даже его абстрактно-теоретические модели. Особенно странно выглядит "объективирование" теоретических моделей и представлений; объяснить в этом случае, почему по поводу одного и того же объекта могут существовать и достаточно долго конкурировать между собой совершенно разные теории, очень трудно, если вообще возможно.

Существенные трудности возникают и при интерпретации интеллектуальной интуиции. Это связано прежде всего с самим определением идеального бытия и принципом его обособления от бытия реального. "Словом реальное бытие, - пишет Лосский, - я обозначаю события (т. е. нечто возникающее и исчезающее во времени), динамически активно осуществляемые во времени или пространственно-временнбй форме в том аспекте этих форм, вследствие которого части события существуют вне друг друга. Словом идеальное бытие я обозначаю все свободное от пространственного и временного раздробления, т. е. все, что вовсе не имеет форм пространства и времени или обладает ими в том аспекте их, который обусловливает взаимопроникновение внеположных частей, трансцендирование каждой из них за пределы себя". Полагая, что именно пространство и время выступают главными формами, выражающими разделенность и противоборство элементов бытия, то есть наиболее явно демонстрирующими несовершенство мира, Лосский считает возможным называть идеальным бытием только те элементы реальности, которые обеспечивают связность, системность, целостность бытия. В принципе, такой подход к определению "реального" и "идеального" достаточно плодотворен, однако он требует гораздо более тонкой и детальной разработки, чем это характерно для концепции Лосского (пример глубокого развития этого же подхода мы позже найдем в философии Л. Карсавина). Фактически Лосский ограничивается приведенной формулировкой и не пытается прояснить ее, что ведет к заметным проблемам. Наиболее очевидная трудность возникает в связи с необходимостью проводить совершенно искусственную границу в сфере математических объектов. Поскольку все построения геометрии явно подразумевают пространство (пусть даже абстрактное), они не могут быть признаны в соответствии с приведенным определением по-настоящему "идеальными". В результате оказывается, что объекты геометрии и объекты всех остальных математических теорий (алгебры, арифметики и др.) различаются онтологически, то есть настолько существенно, что становится непонятной их взаимосвязь в рамках единой математики. Совершенно очевидно, что для самой математики нет никакого принципиального различия между геометрическими и прочими структурами. Поэтому, высказывая положение, вступающее в явное противоречие с внутренней логикой развития математики, Лосский, по крайней мере, должен был более ясно объяснить свою позицию. Однако мы не находим таких объяснений в его работах.