PhilosofFine

Задача, которую ставит себе философ, его жизненная цель как философа — универсальная наука о мире, универсальное, окончательное знание, универсум по-себе-истин о мире, о мире по себе. Как обстоит дело с этой целью и с ее достижимостью? Могу ли я начать с истины, с окончательной истины? С окончательной истины, в которой я могу что-либо высказать о сущем по себе, будучи несомненно уверен в окончательности высказанного? Если у меня уже есть такие «непосредственно очевидные» истины, то я, пожалуй, мог бы опосредованно выводить из них новые. Но где они у меня есть? Обладаю ли я в непосредственном опыте столь несомненной достоверностью в отношении чего-либо сущего по себе, что, используя дескриптивные понятия, непосредственно согласующиеся с опытом, с содержанием опыта, могу сообразно этой достоверности высказывать непосредственные истины по себе? Но как обстоит дело со всем — и каждым — опытом о том, что принадлежит миру, о том, что я с непосредственной достоверностью знаю как сущее в пространстве-времени? Оно достоверно, но эта достоверность может модализироваться, оно может стать сомнительным, может в дальнейшем ходе опыта обернуться иллюзией: никакое непосредственное опытное высказывание не дает мне сущее как то, что оно есть по себе, адает лишь нечто с достоверностью предполагаемое, что должно подтвердиться в изменчивости моей опытно-познающей жизни. Но подтверждение, лежащее всего лишь в согласованности действительного опыта, не может предохранить меня от возможности иллюзии.

Познавая что-либо в опыте, вообще живя как Я (мысля, оценивая, действуя), я с необходимостью есмь Я, которое имеет свое Ты, свое Мы и Вы,— Я личных местоимений. И с такой же необходимостью я есмь, и мы, в общности Я, суть корреляты всего того, о чем мы говорим, чему даем имена и что обсуждаем, что обосновываем в познании как сущее в мире, причем оно всегда уже бывает предположено как то, что доступно нашему общему опыту, как то, что в общности сознательной жизни — не индивидуально изолированной, а внутренне обобществленной — есть для нас, действительно и значимо для нас. Но всегда именно так, что мир есть наш общий мир, необходимо пребывающий в бытийной значимости, однако в частностях я могу приходить в такое же противоречие с моими другими, как и с самим собой, могу сомневаться и подвергать бытие отрицанию. Каким же образом и где у меня есть что-либо окончательно по-се-бе-сущее? Опыт, опыт общности и осуществляемая в нем взаимная корректировка, равно как и собственный персональный опыт и самокорректировка, ничего не меняет в относительности опыта, остающегося относительным и в качестве опыта всей общности, так что все дескриптивные высказывания и все мыслимые умозаключения, дедуктивные или индуктивные, по необходимости относительны. Как может мышление достичь чего-либо иного, кроме относительных истин? Ведь человек повседневной жизни не лишен разума, он является мыслящим существом, в отличие от зверя у него есть некое, и поэтому есть язык, способность что-либо описывать, поэтому он производит умозаключения, ставит вопросы об истине, доказывает, аргументирует и принимает разумные решения — но в целом идея «истины по себе, имеет ли она для него какой-то смысл? Не является ли она, равно как и коррелятивное ей сущее по себе, философским изобретением? Именно не фикцией, не излишним и ничего не значащим изобретением, а таким изобретением, которое возводит или призвано возвести человека на новую ступень в новой историчности человеческой жизни, чьей энтелехией является эта новая идея и поставленная в соответствие ей философская или научная практика, методика научного мышления нового вида.