PhilosofFine

Период с 1864 по 1872 г. был ознаменован новыми тяжелыми испытаниями и переменами в жизни писателя. В 1864 г. умирает от чахотки жена писателя - Мария Дмитриевна Исаева, затем брат - Михаил, заботу о семье которого и оплату всех долгов Достоевский берет на себя. Затем - банкротство и закрытие журнала "Эпоха", переживания тягостного романа с А. П. Сусловой, роковое увлечение игрой в рулетку, разорившее писателя дотла. К этому надо добавить обострившуюся мучительную болезнь - эпилепсию, необходимость скрываться от кредиторов в заграничных поездках, заключение кабальных издательских договоров. Достоевский называет себя "литератором-пролетарием" и добавляет: "Работа из-за нужды, из-за денег задавила и съела меня". Облегчением был лишь второй счастливый брак с Анной Григорьевной Сниткиной, ставшей его помощницей во всех делах. Подробные характеристики и история иномарок Mercedes-Benz S-Class www.MercedesMan.ru/S-Class

Это время оказалось у Достоевского наиболее продуктивным для творчества. Он создает ряд насыщенных философскими идеями произведений - "Записки из подполья" (1864), "Преступление и наказание" (1866), "Идиот" (1868), "Бесы" (1871-1872), "Подросток" (1875), в которых изложена религиозная философия Достоевского, его христианская антропология, этика.

Прежде всего обращает на себя внимание, что миросозерцание Достоевского - это философствование экзистенциального типа, философия человеческого существования. Достоевский, по оценке Л. Шестова, - "двойник Киркегора". Его философия, считает К. Мочульский, - "выжитая философия", т. е. пережитая самим автором, сотканная из жизненных переживаний.

Достоевский называл себя "реалистом в высшем смысле", т. е. не бытописателем и даже не психологом, как его часто называли, а аналитиком "всех глубин души человеческой". Эту творческую самохарактеристику наглядно подтверждают "Записки из подполья", особенно первая часть, представляющая собой исповедь безымянного "подпольного человека". Она начинается словами: "Я человек больной . Я злой человек. Непривлекательный я человек". Философия подпольного человека-парадоксалиста полна противоречий - он просвещен и одновременно суеверен; он обижен на весь свет, но никого не винит и даже наслаждается своей обидой; он откровенный эгоист, но принципиально не стремится к выгоде для себя и т. д. Он как будто бы верит в то, что говорит, "но в то же самое время, неизвестно почему, чувствует и подозревает, что врет, как сапожник". Это пример трагического сознания, восстающего против "неумолимых законов". Но это сознание человека, отличающего его от автомата, машины или "штифтика". Человек имеет право на своеволие: "свету ли провалиться или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить". Герой повести отрицает любые замыслы разумно спроектированного общежития - "хрустальный дворец", "капитальный дом", "курятник", "муравейник". Отрицает он также и разумный эгоизм, выдуманный для его пользы, отрицает потому, что он человек, т. е. существо, обладающее свободной волей и правом на каприз и фантазию, пусть даже бессмысленную.

В "Записках из подполья" присутствует лишь преддверие религиозного миросозерцания Достоевского: рациональное истолкование сознания невозможно, так как оно ведет в тупик; гуманистическая вера в человека, идущая от Ренессанса, исчерпала себя; в человеке существует потребность религиозной веры, а сам он заслуживает не восхищения, а жалости. В этой связи С. Л. Франк писал, что Достоевский защищает тот гуманизм, "который во всяком даже падшем и низменном человеке видит человека как образ Божий".

Последующие романы углубляют содержание религиозной философии Достоевского. Характерной особенностью метафизического стиля Достоевского становится одновременное изложение и отторжение того, что немецкий достоевсковед Р. Лаут назвал "философией негативного". Писатель излагает свои взгляды не "в лоб", через внушение морализирующим образом "правильных взглядов", а предоставляет читателю право самому разобраться в истине. Как показал М. М. Бахтин, произведения Достоевского не монологичны, а диалогичны; художественные образы, представленные в них, раскрываются диалектическим образом, в столкновениях и противоречиях. "Достоевский, - писал Бахтин, - умел именно изображать чужую идею, сохраняя всю ее полнозначность как идеи, но в то же время сохраняя и дистанцию, не утверждая и не сливая ее с собственной выраженной идеологией". Здесь надо различать, однако, изображение Достоевским "чужих" и "чуждых" идей. Последние не просто показываются, но саморазоблачаются в романах Достоевского как порождение темных глубин души человека, отвращающих его от Бога.